Павел Михайлов

Актер, режиссер, куратор театра ПТТ
Павел Михайлов: «Было бы круто продавать 100 долларов за 200 рублей»
Художественный руководитель «Петербургской театральной тусовки в Москве» рассказывает о своих спектаклях на ВДНХ
Самый известный проект актера Павла Михайлова называется «Ретвит». Это серия моноспектаклей, перерастающих в перфоманс. Главред журнала Fashionograph Тим Ильясов поговорил с актером о связи медийности и таланта, природе зла, а также о писателях, чьи тексты Павел читает в павильоне «Рабочий и колхозница» на ВДНХ.
Мясо, деньги, добродетель
В рамках лектория ВДНХ у вас целая серия моноспектаклей: по Сэлинджеру, Марку Твену, Тоону Теллегену и Бродскому. И все они в загадочном формате «Ретвит». Что это значит?
— Этот формат я придумал еще в 2012 году. Тогда стал очень популярен Твиттер, и слово «ретвит» было у всех на слуху. И мне тогда показалось, что каждый, кто играет на сцене, будто бы ретвитит автора, то есть пересказывает его слова, его текст. Так появился мой проект «Ретвит». Бродского я знаю наизусть, рассказы прозаиков читаю с листа.
— С ретвитом разобрались. Теперь расскажите, пожалуйста, что за аукционы у вас проходят на спектаклях.
— Только на одном — на Марке Твене. Его рассказы, с одной стороны, очень смешные — это такой классический юмор в стиле немого кино Уолта Диснея и Чарли Чаплина. С другой, в каждом его произведении прославляется какая-то добродетель. Мол, надо быть добрым, надо быть терпеливым и так далее. И мне пришла в голову, на первый взгляд, странная идея. На своих первых спектаклях по Марку Твену после прочтения текста я брал кусок сырого мяса, молоток и прямо на глазах зрителей делал отбивную. А потом прибивал ее гвоздями к маленькой дощечке и говорил: перед вами такая-то добродетель, прямо сейчас вы можете ее у меня купить.
— И начинались торги?
— Да. Начальная стоимость лота была одинаковой — 10 рублей. Чем лучше я прочитал рассказ, тем охотнее зрители торгуются и покупают эту «добродетель». С 10 рублей цена могла подняться до 200. На последнем спектакле я продал добродетелей на две тысячи рублей.
— И вы до сих пор продаете добродетели в виде мяса?
— Нет-нет, сейчас я пишу название добродетели на напечатанной стодолларовой купюре и прибиваю ее к дощечке. Это логичнее, чем мясо: изображенный на банкноте Бенджамин Франклин разработал систему тринадцати добродетелей. И начинается аукцион. Для меня это такая проверка актерского мастерства на качество. Прочитаешь плохо — никто твою инсталляцию не купит, а если хорошо — даже поторгуются.
— И продавать за 200 рублей? Это был бы хороший акт!
— Да-да-да! А вот если бы такие аукционы устраивал, скажем, Хабенский, можно было вообще не брать с людей деньги за вход. Насколько хорошо прочитал — столько и заработал. Или вообще все собранные таким образом деньги можно отдавать на благотворительность.
— Вы думаете, что если спектакль играет Хабенский, то у него точно купят добродетель?
— Да, потому что тут работает медийность. Даже если Криштиану Роналду прочитает текст, его инсталляцию тоже купят.
— Выходит, медийность дороже таланта?
— К сожалению, да. Хотя есть люди, которые совмещают в себе медийность и талант. Тот же Бродский. А вот, к примеру, девочка, создавшая мем «Янни и Лорел?» (звуковая иллюзия, в которой часть людей слышит слово «Янни», а часть — «Лорел». — Прим. ред.). За неделю она набрала огромную популярность, выпустила футболки, дала кучу интервью. Вот это пример медийности без таланта. И сейчас таких случаев намного больше.
— Вам не кажется, что таким образом вы сводите добродетели к деньгам?
— Можно и так на это посмотреть. Но для меня это, во-первых, способ расслабить зрителя, не дать ему заскучать. А во-вторых, эксперимент, провокация. Было бы круто прибивать настоящие 100-долларовые купюры!

Полторы комнаты за 40 миллионов
— Вы сказали, что знаете Бродского наизусть. Почему именно его?
— Однажды в 2002 году я просто пошел в «Дом книги» на Канале Грибоедова в Петербурге. Фамилии «Бродский» я до этого никогда не слышал. Но купил книжку с его стихами. И все. Скорее всего, Бродский — это мой путь. Я надеюсь, что понимаю его, и стараюсь передать свое понимание зрителям. Кроме того, через Бродского я узнаю других поэтов: Вильяма Блэйка, Винстона Хью Одена, Виславу Шимборскую. Он мне — человеку, приехавшему из Норильска в Питер, — мир открыл.
— Кстати, о Петербурге. Вы представляете довольно любопытный проект — Питерская театральная тусовка в Москве.
— В 2012 году я решил помочь фонду, который занимался выкупом коммунальной квартиры, где Бродский снимал жилье, — те самые полторы комнаты. Для создания музея оставалось выкупить пятую комнату. Чтобы собрать деньги, я начал выступать со стихами Бродского. Но через год стало ясно, что 12 миллионов, которые хозяйка просила за эту комнату, нам не собрать…
— За одну комнату она просила 12 миллионов?
— И это тогда, в 2012 году. Сейчас она просит 40 миллионов.
— Ничего себе!
— Да, но речь не об этом. Спустя три года, в 2015-м, я переехал в Москву. В этом же году Бродскому исполнялось 75 лет. И вот мы собрались вместе с некоторыми актерами из театра «Практика», где я тогда играл, и Театра.doc, и вместе придумали проект «Бродский. Стихи». После нескольких выступлений нас пригласили с этой программой в Театральный центр «На Страстном». Но так как костяк нашей группы со временем решил делать новые проекты — например с другом Бродского, польским поэтом Чеславом Милошем, — нам понадобилось уйти в самостоятельное название.
— И вы назвались Питерская театральная тусовка в Москве.
— Да. Люди, с которыми я здесь делаю театр, они как будто другой душевной организации. Они, может, и не были никогда в Питере, но у меня с ними резонанс, я ощущаю их как «своих». И вместе мы делаем метафизический театр — подлинный, душевный и искренний.
— Какие проекты у вас сейчас на повестке?
— Спектакль «Кокон» по цитатам из эссе Милоша и интервью Бродского. Жанр спектакля, так скажем, spoken-опера. Оркестр играет авангардную музыку, а актеры под нее читают текст. Композитор — Альберт Сапрыкин, на Украине он делает музыкальный фестиваль «Kyiv Contemporary Music Days». Ставим одновременно в Польше и Москве.
— О чем этот спектакль?
— Про отношение Милоша и Бродского к государству и к власти. А в широком смысле эта постановка про зло. Почему существует зло? Почему зло происходит в масштабах страны, почему оно есть лично во мне и в моих друзьях? Как говорил Бродский, главный вопрос, который человек должен задать самому себе, не «Какой я национальности?», «Какой я религии?», а «Какой я человек: хороший или плохой?»
— Вам проще работать в труппе или делать моноспектакли?
— Конечно, моноспектакли. Нравится мне тот же Марк Твен или израильский писатель Этгар Керет в переводе Линор Горалик. Беру и ставлю! Просто потому что хочу поделиться каким-то текстом.
— Но ведь работать без режиссера трудно. Как понять, хорошо ты играешь или плохо? Как не превратиться в оду самому себе и не скатиться в любительщину, будто ты читаешь стихотворение на стульчике?
— А у меня же есть режиссерское образование. И я понимаю, как выгляжу со стороны. А что касается оды самому себе. Дело в том, что я не разыгрываю героев в лицах, не меняю на сцене маски, не распадаюсь на личности, как псих. Моя задача — передать людям чужой текст. Вот вы рассказываете, допустим, анекдот. Ведь вы хотите просто донести до людей шутку, а не проявить свой артистизм. Исходное событие для меня и для зрителя — текст. Его качество, его крутость, его актуальность, его подлинность. Это просто очень крутые мысли, и, когда я выхожу к людям, я просто пытаюсь их передать. Я — всего лишь рупор, проводник. И у меня только одна ответственность — сделать это хорошо.
Made on
Tilda